Неточные совпадения
Вральман. Уталец! Не
постоит на месте, как тикой
конь пез усды. Ступай! Форт! [Вон! (от нем. fort)]
Все тут было богато: торные улицы, крепкие избы;
стояла ли где телега — телега была крепкая и новешенькая; попадался ли
конь —
конь был откормленный и добрый; рогатый скот — как на отбор.
Везде поперек каким бы ни было печалям, из которых плетется жизнь наша, весело промчится блистающая радость, как иногда блестящий экипаж с золотой упряжью, картинными
конями и сверкающим блеском стекол вдруг неожиданно пронесется мимо какой-нибудь заглохнувшей бедной деревушки, не видавшей ничего, кроме сельской телеги, и долго мужики
стоят, зевая, с открытыми ртами, не надевая шапок, хотя давно уже унесся и пропал из виду дивный экипаж.
Но досада ли, которую почувствовали приезжие
кони за то, что разлучили их с приятелями, или просто дурь, только, сколько ни хлыстал их кучер, они не двигались и
стояли как вкопанные.
Он видит: Терек своенравный
Крутые роет берега;
Пред ним парит орел державный,
Стоит олень, склонив рога;
Верблюд лежит в тени утеса,
В лугах несется
конь черкеса,
И вкруг кочующих шатров
Пасутся овцы калмыков,
Вдали — кавказские громады:
К ним путь открыт. Пробилась брань
За их естественную грань,
Чрез их опасные преграды;
Брега Арагвы и Куры
Узрели русские шатры.
И
коня дал ему воевода самого лучшего под верх; два ста червонных
стоит один
конь.
И пробились было уже козаки, и, может быть, еще раз послужили бы им верно быстрые
кони, как вдруг среди самого бегу остановился Тарас и вскрикнул: «
Стой! выпала люлька с табаком; не хочу, чтобы и люлька досталась вражьим ляхам!» И нагнулся старый атаман и стал отыскивать в траве свою люльку с табаком, неотлучную сопутницу на морях, и на суше, и в походах, и дома.
Сыновья его только что слезли с
коней. Это были два дюжие молодца, еще смотревшие исподлобья, как недавно выпущенные семинаристы. Крепкие, здоровые лица их были покрыты первым пухом волос, которого еще не касалась бритва. Они были очень смущены таким приемом отца и
стояли неподвижно, потупив глаза в землю.
— Так продать? продать веру? продать своих?
Стой же, слезай с
коня!
У крыльца
стояли оседланные
кони. Бульба вскочил на своего Черта, который бешено отшатнулся, почувствовав на себе двадцатипудовое бремя, потому что Тарас был чрезвычайно тяжел и толст.
Как донской-то казак, казак вел
коня поить,
Добрый молодец, уж он у ворот
стоит.
У ворот
стоит, сам он думу думает,
Думу думает, как будет жену губить.
Как жена-то, жена мужу возмолилася,
Во скоры-то ноги ему поклонилася,
Уж ты, батюшко, ты ли мил сердечный друг!
Ты не бей, не губи ты меня со вечера!
Ты убей, загуби меня со полуночи!
Дай уснуть моим малым детушкам,
Малым детушкам, всем ближним соседушкам.
На крыльце
С подъятой лапой, как живые,
Стояли львы сторожевые,
И прямо в темной вышине
Над огражденною скалою
Кумир с простертою рукою
Сидел на бронзовом
коне.
И, обращен к нему спиною,
В неколебимой вышине,
Над возмущенною Невою
Стоит с простертою рукою
Кумир на бронзовом
коне.
— Спать иду, — объявил Лютов,
стоя твердо, потирая подбородок, оскалив зубы. — Хочешь — завтра —
коня пробовать со мною?
Самгин отказался пробовать
коня, и Лютов ушел, не простясь.
Стоя у окна, Клим подумал, что все эти снежные и пыльные вихри слов имеют одну цель — прикрыть разлад, засыпать разрыв человека с действительностью. Он вспомнил спор Властова с Кумовым.
—
Стой! — взвизгнул он и раньше, чем кучер остановил
коня, легко выпрыгнул на мостовую, подбежал к Самгину и окутал его ноги полою распахнувшейся шубы.
— Нет, нет,
постой, ангел, не улетай! — остановил он Марфеньку, когда та направилась было к двери, — не надо от итальянца, не в
коня корм! не проймет, не почувствую: что мадера от итальянца, что вода — все одно! Она десять рублей
стоит: не к роже! Удостой, матушка, от Ватрухина, от Ватрухина — в два с полтиной медью!
Это напоминает немного сказку об Иване-царевиче, в которой на перекрестке
стоит столб с надписью: «Если поедешь направо, волки
коня съедят, налево — самого съедят, а прямо — дороги нет».
В галерее, вне часовни,
стоял деревянный
конь, похожий на наших балаганных коньков, но в натуральную величину, весь расписанный, с разными привесками и украшениями, назначенный для торжественных процессий, как объяснил нам кое-как индиец.
Иные, сытые и гладкие, подобранные по мастям, покрытые разноцветными попонами, коротко привязанные к высоким кряквам, боязливо косились назад на слишком знакомые им кнуты своих владельцев-барышников; помещичьи
кони, высланные степными дворянами за сто, за двести верст, под надзором какого-нибудь дряхлого кучера и двух или трех крепкоголовых конюхов, махали своими длинными шеями, топали ногами, грызли со скуки надолбы; саврасые вятки плотно прижимались друг к дружке; в величавой неподвижности, словно львы,
стояли широкозадые рысаки с волнистыми хвостами и косматыми лапами, серые в яблоках, вороные, гнедые.
Вода в реке
стояла на прибыли, и потому вброд ее перейти было нельзя. У китайцев нашлась небольшая лодка. Мы перевезли в ней седла и грузы, а
коней переправили вплавь.
Тут показалось новое диво: облака слетели с самой высокой горы, и на вершине ее показался во всей рыцарской сбруе человек на
коне, с закрытыми очами, и так виден, как бы
стоял вблизи.
«Страшна казнь, тобою выдуманная, человече! — сказал Бог. — Пусть будет все так, как ты сказал, но и ты сиди вечно там на
коне своем, и не будет тебе царствия небесного, покамест ты будешь сидеть там на
коне своем!» И то все так сбылось, как было сказано: и доныне
стоит на Карпате на
коне дивный рыцарь, и видит, как в бездонном провале грызут мертвецы мертвеца, и чует, как лежащий под землею мертвец растет, гложет в страшных муках свои кости и страшно трясет всю землю…»
У Петровского театра
стояли пожарные дроги с баграми, запряженные светло-золотистыми
конями Сущевской части. А у Немецкого клуба — четверки пегих битюгов Тверской части.
По одному виду можно было понять, что каждому из них ничего не
стоит остановить
коня на полном карьере, прямо с седла ринуться на матерого волка, задержанного на лету доспевшей собакой, налечь на него всем телом и железными руками схватить за уши, придавить к земле и держать, пока не сострунят.
— Знаю я, — он вам поперек глоток
стоял… Эх, Ванюшечка… дурачок! Что поделаешь, а? Что, — говорю, — поделаешь?
Кони — чужие, вожжи — гнилые. Мать, не взлюбил нас господь за последние года, а? Мать?
Подняв кулаки над спиной ямщика,
Неистово мчится фельдъегерь.
На самой дороге догнав русака,
Усатый помещичий егерь
Махнул через ров на проворном
коне,
Добычу у псов отбивает.
Со всей своей свитой
стоит в стороне
Помещик — борзых подзывает…
— Да бахаревские, бахаревские, чтой-то вы словно не видите, я барышень к тетеньке из Москвы везу, а вы не пускаете.
Стой, Никитушка, тут, я сейчас сама к Агнии Николаевне доступлю. — Старуха стала спускать ноги из тарантаса и, почуяв землю, заколтыхала к кельям. Никитушка остановился, монастырский сторож не выпускал из руки поводьев пристяжного
коня, а монашка опять всунулась в тарантас.
— Верно, старик
стоит у сена, — проговорил шепотом трубач. — Не муштруйте, пан ротмистр, напрасно
коня: непривычный
конь не пойдет на старика.
У ворот
стояла коляска, запряженная парою рослых, раскормленных полковых
коней.
У нас у всякого кучера с форейтором были шестерики, и все разных сортов: вятки, казанки, калмыки, битюцкие, донские — все это были из приводных
коней, которые по ярмаркам покупались, а то, разумеется, больше было своих, заводских, но про этих говорить не
стоит, потому что заводские
кони смирные и ни сильного характера, ни фантазии веселой не имеют, а вот эти дикари, это ужасные были звери.
Но ведь как, я вам доложу, разбойник
стоит? просто статуй великолепный, на которого на самого заглядеться надо, и сейчас по нем видно, что он в
коне все нутро соглядает.
Санин соскочил с
коня и подбежал к ней. Она оперлась об его плечи, мгновенно спрыгнула на землю и села на одном из моховых бугров. Он
стоял перед нею, держа в руках поводья обеих лошадей.
—
Стой! — крикнул казаку офицер, на всем скаку посадил на задние ноги
коня, казак на лету подхватил брошенные поводья, а офицер, вытянувшись в струнку, отрапортовал генералу...
Флигель-то — он, на худой
коней:, пятьдесят целковых
стоил, а ежели на охотника…
— А провал их знает,
постоят ли, батюшка! Ворон ворону глаз не выклюет; а я слышал, как они промеж себя поговаривали черт знает на каком языке, ни слова не понять, а, кажись, было по-русски! Берегись, боярин, береженого
коня и зверь не вредит!
Ратники и холопи были все в приказе у Михеича; они спешились и стали развязывать вьюки. Сам князь слез с
коня и снял служилую бронь. Видя в нем человека роду честного, молодые прервали хороводы, старики сняли шапки, и все
стояли, переглядываясь в недоумении, продолжать или нет веселие.
Трудно было всадникам
стоять в лесу против пеших.
Кони вздымались на дыбы, падали навзничь, давили под собой седоков. Опричники отчаялись насмерть. Сабля Хомяка свистела, как вихорь, над головой его сверкала молния.
У самого сруба
стоял чей-то
конь в богатой сбруе.
Увидев его, Иоанн хотел повернуть
коня и отъехать в сторону, но юродивый
стоял уже возле него.
Малюта, по обычаю, слез с
коня.
Стоя с обнаженною головой, он всею ладонью стирал грязь с лица своего. Казалось, ядовитые глаза его хотели пронзить царевича.
—
Постой, рано. Заползи-ка вон оттоль как можно ближе к табуну; ползи, пока не сметят тебя
кони; а лишь начнут ушьми трясти, ты и гикни, да пострашнее, да и гони их прямо на кибитки!
«Идет город Рязань!» — сказал царь и повторил: «Подайте мой лук!» Бросился Борис к коновязи, где
стоял конь с саадаком, вскочил в седло, только видим мы, бьется под ним
конь, вздымается на дыбы, да вдруг как пустится, закусив удила, так и пропал с Борисом.
Игумен и вся братия с трепетом проводили его за ограду, где царские конюха дожидались с богато убранными
конями; и долго еще, после того как царь с своими полчанами скрылся в облаке пыли и не стало более слышно звука конских подков, монахи
стояли, потупя очи и не смея поднять головы.
Царевич сидел на
коне. Возле него был Басманов. Просители
стояли перед ними на коленях. Старший держал золотое блюдо с хлебом-солью.
Уж витязь под горой
стоит,
Призывный рог, как буря, воет,
Нетерпеливый
конь кипит
И снег копытом мочным роет.
Погибель была неизбежна; и витязь взмолился Христу, чтобы Спаситель избавил его от позорного плена, и предание гласит, что в то же мгновение из-под чистого неба вниз стрекнула стрела и взвилась опять кверху, и грянул удар, и
кони татарские пали на колени и сбросили своих всадников, а когда те поднялись и встали, то витязя уже не было, и на месте, где он
стоял, гремя и сверкая алмазною пеной, бил вверх высокою струёй ключ студеной воды, сердито рвал ребра оврага и серебристым ручьем разбегался вдали по зеленому лугу.
Сальме была искусная наездница, через каждые десять или пятнадцать верст
стояли, заранее приготовленные, переменные
кони, охраняемые солдатами, очень любившими своего доброго капитана, и беглецы полетели «на крыльях любви», как непременно сказал бы поэт того времени.
— Ну, что ж это? Разве
конь малого
стоит, — говорил он, не глядя на лошадь.
Хотя
конь и не хорош был по его мнению, однако
стоил по крайней мере сорок монетов, и Лукашка был очень рад подарку.